Выдающийся российский публицист, общественный деятель, ярчайший представитель движения славянофилов Сергей Тимофеевич Аксаков в истории Российского государства оставил заметный след. Основатель и первый директор Константиновского межевого института (ныне — Государственный институт по землеустройству), автор литературного шедевра «Детские годы Багрова внука», Аксаков подарил поклонникам его творчества не менее занимательные литературные труды, которые, однако, не получили должного внимания в академических кругах. Между тем, труды эти, пропитанные глубоким психологизмом и анализом различных ситуаций, складывавшихся в рамках гимназии 19 века, являют собой детальное описание душевного и физического состояния сверхчувствительного читающего ребенка в период первого года обучения вне дома вдали от родителей. Речь пойдет о «Воспоминаниях» С. Т. Аксакова.
Вот какой литературный автопортрет представляет нам автор, рассказывая о себе в период поступления в учебное заведение:
«Ум мой был развернут не по летам: я много прочел книг для себя и еще более прочел их вслух для моей матери; разумеется, книги были старше моего возраста. Надобно к этому прибавить, что все мое общество составляла мать, а известно, как общество взрослых развивает детей».
И далее:
«Лев Семеныч (старший учитель российской словесности в гимназии — прим. авт.) был любезный, веселый, краснощекий толстяк уже с порядочным брюшком, несмотря на свою молодость. Он очаровал своим приемом обоих нас: начал с того, что разласкал и расцеловал меня, дал мне читать прозу Карамзина и стихи Дмитриева — и пришел в восхищение, находя, что я читаю с чувством и пониманием; заставил меня что-то написать — и опять пришел в восхищение; в четырех правилах арифметики я также отличился».
В этих простых, на первый взгляд, биографичных зарисовках Сергея Тимофеевича заложено то главное, что отличает подобных детей от их ровесников — особая связь с взрослыми, гиперответственное отношение к учебе, не по годам зрелое отношение к жизни, и, к сожалению, частые последующие проблемы социализации в школе. Вот как описывает Сергей Тимофеевич свои отношения с другими гимназистами на первом году обучения:
«Но всего более приводили меня в отчаяние товарищи: старшие возрастом и ученики средних классов не обращали на меня внимания, а мальчики одних лет со мною и даже моложе, находившиеся в низшем классе, по большей части были нестерпимые шалуны и озорники; с остальными я имел так мало сходного, общего в наших понятиях, интересах и нравах, что не мог с ними сблизиться и посреди многочисленного общества оставался уединенным. Все были здоровы, довольны и нестерпимо веселы, так что я не встречал ни одного сколько-нибудь печального или задумчивого мальчика, который мог бы принять участие в моей постоянной грусти. Я смело бросился бы к нему на шею и поделился бы моим внутренним состоянием. «Что это за чудо, — думал я, — верно, у этих детей нет ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер, ни дому, ни саду в деревне», и начинал сожалеть о них».
Маленький Сережа задыхается в своем одиночестве. Психическое состояние его сломлено, на смену нервному истощению приходят припадки и обмороки. Ему не с кем поделиться, не у кого спросить совета. Но больше всего мучат его именно вопросы смысла жизни, которые сотрясают всю основу его существования. Вот к каким выводам приходит маленький Аксаков:
«Но скоро удостоверился, что почти у всех были отцы, и матери, и семейства, а у иных и дома и сады в деревне, но только недоставало того чувства горячей привязанности к семейству и дому, которым было преисполнено мое сердце. Само собою разумеется, что я как нелюдим, как неженка, недотрога, как матушкин сынок, который все хнычет по маменьке, — сейчас сделался предметом насмешек своих товарищей».
Не имея отныне привычной среды, не сумев социализироваться, девятилетний Аксаков довольно быстро становится изгоем, а в дальнейшем, к чувству глубочайшего одиночества и покинутости, прибавляется «падучая болезнь», из-за которой маленький Сережа и вовсе попадает в больницу.
Отсюда возникает закономерный вопрос — а что же педагоги? Неужели преподавательский состав никоим образом не помог адаптации талантливого ответственного ребенка, вся проблема которого заключалась в том, что он слишком любил и, потому, скучал по своей семье и своей маленькой родине — деревне Аксаково?
Ответ на этот вопрос мы опять же находим в тексте «Воспоминаний».
«Что вы не смотрите на меня? — вдруг сказал Камашев (главный надзиратель — прим. авт.). — Это недобрый знак, если мальчик прячет свои глаза и не смеет или не хочет смотреть прямо на своего начальника… Глядите на меня!» — произнес он строго и возвыся голос. Я поднял глаза, и, видно, в них так много выражалось внутреннего чувства оскорбленной детской гордости, что Камашев отвернулся и сказал, уходя, Упадышевскому: «Он совсем не так смирен и добр, как вы говорите». После я узнал, что главный надзиратель хотел перевесть меня из благонравной комнаты; он потребовал аттестаты всех учителей и надзирателей; но везде стояло: примерного поведения и прилежания, отличный в успехах, и Камашев оставил меня на прежнем месте. Во все время первого пребывания моего в гимназии он часто осматривал в классах мои книги и тетради, заставлял учителей спрашивать меня при себе и нередко придирался ко мне из пустяков, а надзирателям приказывал, чтобы заставляли меня играть вместе с воспитанниками, прибавляя, что он не любит тихоней и особняков».
Забегая вперед, хочется отметить, что все же добрые эмпатичные преподаватели, способные понять и помочь ребенку, присутствовали среди педагогического состава. Сереже Аксакову был дан отпуск для «поправления здоровья», после которого уже повзрослевший мальчик не просто вернулся в гимназию, но закончив ее, со временем, стал крупным литературным и общественным деятелем, пронеся через всю жизнь любовь и уважение к учебе, людям, родине.
И сегодня, размышляя о судьбе Сергея Тимофеевича и то, какой бы утратой мог бы стать его окончательный уход из гимназии, хочется обратиться ко всем нынешним педагогам и вновь процитировать великого писателя и человеколюба Аксакова:
«О, где ты, волшебный мир, Шехеразада человеческой жизни, с которым часто так неблагосклонно, грубо обходятся взрослые люди, разрушая его очарование насмешками и преждевременными речами! Ты, золотое время детского счастия, память которого так сладко и грустно волнует душу старика! Счастлив тот, кто имел его, кому есть что вспомнить! У многих проходит оно незаметно или нерадостно, и в зрелом возрасте остается только память холодности и даже жестокости людей».